Вздорные жены и глупые мужья

Жили в одном селе две вздорные соседки. Стоило им только увидеть друг друга, как между ними начинался спор. А где спор — там и ссора, а ссору — это каждый знает — легче начать, чем кончить. И чем больше они ссорились, тем злее становились. До того дошло, что не успеет одна рта открыть, как другая уже готова вцепиться ей в волосы.
Наконец и спорить им стало не о чём. Тогда добрались они до своих мужей. А мужья у них были как раз им под пару — хоть верейки из них вей. Вот они и заспорили, чей муж глупее.
Одна говорит:
— Мой!
Другая говорит:
— Нет, мой!
Одна кричит:
— Да у моего ума не больше, чем у тролля!
А другая в ответ:
— А у моего — ума ещё меньше, чем у тролля!
Одна хвастает:
— Да моему скажи, что кувшин — это топор, он и поверит.
А другая не сдаётся:
— Это что! — говорит.— Моему прикажи иголкой с ниткой землю пахать — он й пойдёт.
И ни та этой, ни эта той не уступает ни полслова.
Тогда одна из них и говорит:
— Давай испытаем, кто из нас ловчее обманет мужа, тогда и видно будет, кто из них глупее.
На том и порешили. Пошептались о чём-то и разошлись по домам.
Вот вернулся муж одной хозяйки из лесу, а она и говорит:
— Что это с тобой, муженёк? На тебе лица нет! Заболел, видно?
— Ещё что выдумала — заболел! Здоровёхонек!
— Нет, уж от меня ничего не скроешь! Сразу видно, что тебя лихорадка бьёт. Иди ложись скорее!
— Да чего мне лежать! Ты бы мне ужин подала...
— Какой там ужин! Сам на ногах едва держишься. Вот-вот упадёшь. Неровён час — и конец придет.
И так она над ним причитала, так хлопотала, что ему и вправду стало не по себе: то в жар бросит, то в холод. А жена на него всё наседает и наседает. Наконец уложила она его, велела руки на. груди скрестить, глаза закрыть, бегает взад-вперёд и приговаривает:
— Ах ты, беда какая! Помирает мой мужик! Как есть помирает! Вот уж и помер. Совсем помер. И не шевелится.
Слушает её муж и диву даётся. Как же он помер, коли всё слышит? И рукой-ногой шевелит потихоньку. А уж есть охота — ну прямо до смерти! Так бы и съел всё, что в кладовке спрятано. Только об этом и думать нечего. Раз жена сказала, что помер,— значит, помер.
Тем временем другая хозяйка вот что затеяла. Как только увидела она из окошка, что муж идёт домой, села она посреди горницы и давай руками перед собой махать, будто чесальным гребнем шерсть чешет.
— Что это ты, жена, придумала? — говорит муж.— Прясть на прялке без колеса — одна только забава, а уж чесать шерсть без шерсти — просто бабья глупость.
— А что же я чешу, по-твоему? — говорит жена.
— А ничего, кроме языка,— говорит муж.
— Вот сразу и видно, что сам ты глуп,— говорит жена.— Глаза-то у тебя есть? Посмотри-ка, ведь шерсть у меня какая тонкая! Нигде такой не найти. И цены ей нет. Всякий, кто понимает, такую шерсть с руками бы у меня вырвал. А я её для тебя припасла.
Тут пододвинула она прялку и завертела колесо.
Прялка жужжит, а хозяйка в воздухе руками перебирает, словно и вправду прядёт шерсть.
— С ума ты спятила,— говорит муж.— Ну что впустую колесо крутишь?
— Как это впустую? Погляди, какая нитка идёт — что паутина. А уж крепкая — не разорвать. Недаром говорится: где тонко, там не рвётся.
Кончила она прясть, стала ткать. Руками в воздухе покрутила и сняла с ткацкого станка ткань, которой не было. Растянула её на столе и взялась за ножницы. Кроит, режет, шьёт, ножницы щёлкают, а игла так и мелькает.
— Ну,— говорит наконец,— вот тебе новая пара.— И руки наверх вскинула, будто вешает одёжу на стену.
Муж только плечами пожимает, а спорить больше не спорит. Может, и верно глаза у него плохо видят?..
На другой день поутру разбудила жена мужа и говорит:
— Сосед-то наш, Нордигорен, помер. Надевай новое платье, идём, сейчас хоронить будут.
И протягивает руки, точно подаёт ему новую одёжу.
— А где одёжа-то? — спрашивает муж.
— А глаза твои где? Надевай живо. Что мне с тобой, как с малым ребенком, возиться?
Стал муж одеваться, руки-ноги поднимает, опускает, а жена вокруг него ходит и приговаривает:
— Ну и ладно сшито!
Так и вышел на улицу. Самому-то стыдно на люди показаться, а услышит, как жена свою работу нахваливает, и храбрее шагает.
Вот и дом Нордигорена. А в доме полно народа.
Ну, когда увидели его те, кто пришёл отдать последний долг покойному, печаль их об умершем не стала больше. Одни в кулак фыркают, другие громко хохочут.
А покойник слышит, что все кругом смеются, и не утерпел: чуть-чуть открыл глаза щёлочкой. Да как расхохочется во весь голос, даже гроб под ним запрыгал.
— Вот это здорово!— говорит.— Ула Серигорен с горя, что я помер, одеться позабыл!..
Народ кругом так и ахнул: покойник заговорил! Попятились все из избы — от греха подальше,— а Ула Серигорен спрашивает приятеля:
— Это что ж такое? Кто же тебя заживо в гроб уложил?
— А кто тебя без одёжи из дому отпустил?
— Да с моей женой разве поспоришь? — говорит один.— Она не то что живому — мёртвому голову заморочит.
— А мою разве переговоришь,— вздохнул другой.— Как заладит своё, так забудешь, на каком ты свете живёшь.
Потолковали они, потолковали и придумали, как им проучить своих жён. И это было самое умное, что они сделали за всю свою жизнь.
А если вы хотите знать, что же они придумали, спросите об этом у берёзового веника.